Если случится, что тебя ранят, не бойся позвать меня.
Позови меня, где бы ты ни находилась, даже с ложа позора.
И я приду к твоей двери -
пусть все дороги покроются колючими шипами -
меня ничто не остановит.
Я не хочу, чтобы кто-нибудь другой, будь он сам
Господь Бог, поправлял подушку у твоего изголовья.
© Габриэла Мистраль

...ты мой бессмертный брат, а я тебе сестра,
И ветер свеж, и ночь темна,
И нами выбран путь - Дорога Сна...

По Дороге Сна - мимо мира людей; что нам до Адама и Евы,
Что нам до того, как живет земля?
Только никогда, мой брат-чародей, ты не найдешь себе королеву,
А я не найду себе короля.

И чтоб забыть, что кровь моя здесь холоднее льда,
Прошу тебя - налей еще вина...
© "Мельница"

Сколько я себя помню, мы всегда были вместе – я и Джейн. С самого нашего рождения, с первых мгновений нашей неразлучной жизни – только я и Джейн. Нас будто повенчали где-то на небесах, настолько крепко держались мы за руки, настолько в унисон дробились наши детские сердца. Смерть родителей мы тоже приняли вместе. Два полудохлых птенца в огромном мире – вот уж где разгуляться героизму! Тем не менее, мы держались друг за друга из последних сил. Когда умерли мать и отец, остались только я и Джейн. И никого больше в целом мире.
Только я и Джейн.
Она была светом моих зашкаливающих смыслов, музыкой моих разрумяненных вёсен, сладостью моих неокрепших нервов. В любую – даже самую тяжелую минуту жизни она была моей сестрой, моей музой, моей другом, моей единственной любовью.
Мы были во всём одинаковы, только окрашены в полярные тона. Можно начать с того, что я был мужчиной, а она – женщиной.
Она – женщина… Я не сразу осознал это. И не сразу почувствовал себя рядом с ней не маленьким мальчишкой, сообщником её игр и детских затей, а совершенно полноценным мужчиной. Это неожиданное осознание возникло во мне сразу после того, как родителей сожгли на инквизиторском костре. Когда мы вытирали друг другу слёзы, когда мне стало стыдно за свои – тогда я понял: кто-то из нас двоих должен стать надёжной опорой для другого. Я обнимал её хрупкие вздрагивающие плечи, целовал льняные волосы, смахивал с белёсых ресниц маленькие солёные капли и до отчаянной нежности любил мою маленькую сестрёнку.
Но Аро изменил её.
Я и представить себе не мог, какая фурия таится в моей сестре! Это стало, наверное, самым шокирующим открытием.

- Тебе дали в руки страшное оружие! Пользуйся им грамотно!
- Алек, они заслужили это! И даже не думай останавливать меня, я всё равно доберусь до них! Они пожалеют, что их мёртвый бог не прибрал их жалкие душонки раньше!
С того самого момента, как Аро подарил нам бессмертие, христианство, безжалостно спалившее в инквизиторском костре родителей, умерло для меня и Джейн окончательно.
Воспоминание о матери и отце обожгло хуже адова пламени. Я непроизвольно сжал кулаки и стиснул зубы.
После того, как Аро пришёл за нами, я больше не плакал. Никогда.
В ту ночь Джейн пробралась в приход  и до смерти замучила палачей наших родителей. Я был вместе с ней и видел, каким алчным огнём горели её некогда зелёные, а теперь карминовые глаза. Чадящие факелы  и церковные свечи отбрасывали жуткие тени на её фарфоровое кукольное личико, и оно превращалось в дьявольскую маску с хищной полубезумной улыбкой, больше похожей на оскал.
Она нашла всех. И убила. Медленно, методично, одного за другим. Инквизиторы корчились у её ног, судорожно хватались  за подол чёрного с красным подбоем плаща, истошно кричали, захлёбываясь пеной и кровью – мозг не выдерживал.
- Как тебе это нравится, мразь? – шипела она, брезгливо отталкивая ногой свою жертву.
Того, кто вынес приговор отцу и матери, Джейн спалила в келье. После пыток он находился в полуобморочном состоянии и не смог избежать огня, который вылизал его жалкое человеческое тело до остова.
Джейн не притронулась к ним, чтобы насытиться.
- Я брезгую кровью этих выродков, - горделиво обронила она, наблюдая за тем, как я сворачиваю одному из инквизиторов шею, чтобы прекратить его нечеловеческие страдания.
- Их причислят к лику святых, сестрёнка, как великомучеников.
- Мне плевать на их лживую религию. Пусть хоть новыми мессиями провозгласят.
Я задумчиво оглядел тело:
- …и Аро будет недоволен…
Недоволен – мягко сказано.
Аро был в ярости.
Откуда нам было знать, что Волтури поддерживают связь с церковью, что Великий давным-давно заручился их поддержкой, что у них разнообразные отношения – от торгово-бартерных до дружественных?
Зато когда я узнал об этом, Ватикан опротивел мне еще больше. Якшаться с «детьми дьявола» - что может быть хуже?
Нами занялась Дидим, и вскоре от плохих воспоминаний не осталось и следа. Эта чудная женщина усмиряла буйный и кровожадный дар Джейн одним своим присутствием, в то время как мне требовалась немалая сила. Но применять свои способности к родной сестре было чем-то табуированным, низким.
Кажется, я говорил, что мы с Джейн идеально дополняли друг друга, будто две половинки одно целого?
Даже здесь.
Она приносила боль - я мог её убрать.
Она была неуправляема – я мог полностью нейтрализовать её.
Она мучила с наслаждением – мне до последнего не хотелось применять к ней силу.
Она разрушала – я останавливал процесс.
Джейн была моим альтер-эго, тёмным, жутким началом, самой взбесившейся природой. Достаточно было взглянуть ей в лицо в то время, когда она кого-нибудь пытала. Уже от одного этого становилось больно. Ведь я знал Джейн маленькой хрупкой девочкой, которая сотрясалась в моих объятьях от беззвучных рыданий. Которую я поклялся защищать даже ценой собственной жизни. И я защищал. Покрывал. Останавливал. Вразумлял. Обезвреживал. А когда Аро подолгу не использовал Джейн в качестве оружия, был на седьмом небе от счастья. Она вновь становилась той маленькой девочкой, которую я любил.
Я любил её. Любил в том высоком смысле, когда нет разницы между самым кротким поклонением и самой грязной похотью. Я боготворил её – и в то же время страстно желал.

- Джейн…
В нос ударил её запах – самый сладкий, самый желанный, слаще и желанней человеческой крови.
Джейн сняла капюшон, и золото волос рассыпалось по её плечам. Она стояла у окна спиной ко мне и с притворным интересом смотрела во внутренний дворик замка.
Но я знал, как трепетно опускаются её ресницы, как играет под ласковыми лучами закатного солнца лёгкая улыбка. И капюшон она сняла не просто так…
Невинность этого полудетского флирта вдохновляла и разжигала до того неясные утробные желания.
Я подошёл к Джейн ближе и поцеловал мягкие золотистые волосы, вобрав полные лёгкие сумасшедшего запаха сестры. Что-то далёкое, из глубин самого детства, когда было вечное солнце, виноградники и тёплый хлеб, испечённый матерью.
Так пахли руки мамы.
- Я рад, что ты есть у меня.
Я обнял Джейн за талию и уткнулся подбородком в её плечо.
- Не знаю, что бы я без тебя делал…
Джейн резко развернулась в моих объятьях, и теперь её лицо было совсем близко. Она произнесла серьёзным тоном:
- Ты ведь не бросишь меня, Алек?
- Ну что ты такое говоришь, малыш? Конечно же, не брошу.
Я хотел по-братски поцеловать её в лоб, но она вдруг чуть привстала на цыпочки, и я встретился с её мягкими податливыми губами.
Время остановилось. Все боги умерли, все империи пали, а клан Волтури полетел в тартарары – остались только я и Джейн.
Всё, как раньше.
Только я и Джейн.
Будто мы были лишь повзрослевшими немного детьми, открывающими для себя новые грани родственных уз, новые стороны нашей любви.
Так удивительно и вместе с тем так неожиданно просто: я без труда угадывал малейшее её желание, даже если оно не до конца оформилось. Я будто заранее знал, что и как надо делать. Я заново изучал её тело и с радостью отмечал, как она откликается на каждое моё движение, на каждую ласку.
Её ответные касания возбуждали до приторно-острой, мучительно радостной дрожи, и я не мог более контролировать себя.
Она сладко всхлипывала, извивалась и билась в моих руках. Она была похожа одновременно на ненасытную тигрицу и трепетную лань.
На какое-то мгновение я полностью слился с ней в одно неделимое целое и ощутил неожиданный, ни с чем несравнимый прилив счастья и покоя.
Вот бы всегда быть так, вместе…
Врастать друг в друга, быть одновременно началом и концом, бесконечным круговращением, одним существом, одной плотью и кровью.
Пусть разверзнется земля, опрокинется небо, Вселенная вновь стянется в одну пульсирующую точку – созвездие наших Близнецов вольётся в единый чувственный акт соития Космоса и Хаоса, Света и Тени, и останется только мерцание всполохов света на тёмном полотне стареющего времени, останется только моя сила и её сила, мои глаза и её глаза.
Останемся только мы – я и Джейн.
Только я и Джейн.
Во веки веков.
Отныне и впредь.
Аминь.

Отредактировано Рената Вольтури (2009-11-16 11:31:06)